ПРОЗА
Сергей Ислентьев
Сергей Иванович ИСЛЕНТЬЕВ родился в 1932 году в Уржумском районе Кировской области. В 1954 году окончил Балтийское высшее военно-морское училище в Калининграде. Служил на Черноморском флоте. Капитан 1 ранга в отставке. Награжден орденами Красной Звезды, «За службу Родине в Вооруженных силах СССР» III степени и медалью «За боевые заслуги».
Сергей Иванович член Союза писателей и Союза журналистов России. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Севастополе.
РАССКАЗЫ
НА НЕЙТРАЛЬНОЙ ПОЛОСЕ
Солнце клонилось к закату. Атака на высоту 140.9, занятую немцами, захлебнулась, как и две предыдущие, предпринятые в этот октябрьский день 1943 года. Батальоны поставленную задачу не выполнили в третий раз. Деревня Ляды, спрятавшаяся за высотой, оставалась в руках противника, и движение советских войск на Могилев застопорилось. Пехота отступила, а посреди обширного подмерзшего болота, прикрытого снежком с черными отметинами от взрывов снарядов, на небольшом островке твердой земли стояла 45-мм пушка, упрямо уставив стволик в сторону высоты.
Восемнадцатилетний наводчик Василий Иванов, один оставшийся живым и невредимым из пяти бойцов расчета, поднялся из-за щита орудия и огляделся. Недалеко разорвался снаряд. Взрыв заставил его присесть. С высоты по пушке стреляла самоходная установка «Фердинанд».
Василий подтянул ящик с бронебойными боеприпасами. В нем оказалось всего два патрона. Лязгнул затвор сорокапятки, заглотнув патрон. Выстрел. Снаряд попал в лоб самоходки, не причинив ей никакого вреда. Зарядив вторым патроном пушку, Иванов тщательно прицелился в гусеницу мастадонта. Хлопнул выстрел. На этот раз он влепил снаряд в трак самоходки. «Обезножил я тебя, «фердинандик», ‒ торжествовал боец.
Немецкое орудие продолжало методично стрелять по освященной лучами заходящего солнца пушке. Иванов лег между раздвинутыми станинами, поджав ноги к животу. Снаряды самоходки ложились по краям эллипса рассеивания. Они взрывались в толще болота, подбрасывая высоко вверх, раскидывая по сторонам комья мерзлой болотной земли и грязь. Комья попадали в Василия, он плотнее прижимался к земле. Выпустив снарядов пятьдесят и, видимо, израсходовав весь боезапас, так и не попав в завороженную пушку, «фердинанд» замолк. Где-то через час тягач стянул его с высоты.
Иванов коротал ночь рядом с пушкой. Он перебирал в уме события минувшего дня. Перед рассветом, еще в темноте, подъехала его батарея к рубежу атаки. Ездовые увели лошадей в ближайшую лощину. Расчет орудия занял место в боевом порядке батальона. Чтобы скрыть волнение перед боем, пехотинцы шутили:
‒ Не пушка у вас, а пистолет на колесах.
‒ Эх, царица полей, без нашего пистолета ваши сапоги не протопают по высоте, ‒ отвечали артиллеристы.
Рассветало. В небо взвилась красная ракета. Пехота пошла в атаку. Артиллеристы впряглись в лямки и потянули пушку вслед за устремившимися к высоте пехотинцами. Тянуть было тяжело. То и дело приходилось подкладывать под колеса заранее приготовленные доски. Вот и намеченный островок твердой земли среди болота. Установив орудие, расчет повел беглый огонь прямой наводкой по огневым точкам противника. Немцы ответили плотным огнем. Атака захлебнулась, пехота отступила.
А сейчас Иванов один на нейтральной полосе. Нет не один, а с орудием, которое он не может оставить. Холод забирался под шинель и не давал ему вздремнуть. Вдруг в напряженной тишине ночи со стороны наших позиций зазвучал монотонный голос радиста, вызывающий на связь пропавшего корреспондента. Артиллерист пошел на голос, проваливаясь в дренажных канавах.
На краю болота к стогу сена приткнулся командный пункт батальона, которому была придана его батарея. Комбат пообещал прислать людей для буксировки орудия в тыл и отправил Иванова к оставленной пушке. Вторая половина ночи тянулась долго, и Василию казалось, что ей не будет конца. С рассветом он наконец услышал чавканье болотной грязи под ногами людей, приближающихся к орудию с нашей стороны, их негромкие простуженные голоса. Пришел командир артиллерийской батареи с четырьмя солдатами. Пожилой капитан, призванный из запаса, посмотрел воспаленными глазами на Иванова, целехонькую пушку и сказал: «Молодец! Настоящий солдат ‒ не бросил орудие. ‒ Окинул взглядом развороченное болото и добавил: ‒ Под счастливой звездой ты родился, сынок». Солдаты вытянули пушку на твердую землю.
Это был первый бой Василия Иванова, а первый ‒ самый памятный. Впереди у молодого артиллериста были целый год и четыре с лишним месяца жестокой, но победной войны.
ВАРЁНЫЕ ПАТРОНЫ
‒ Что, Егор, позавтракал, а пузо еще добавки просит? ‒ спросил Андрей Данилов, подсаживаясь к костру.
Егор нехотя повернул к Андрею свою большую, стриженную под «ноль» голову.
‒ Сейчас суп из патронов будет готов, вытаскивай ложку из голенища, и мы еще подкрепимся.
Данилов посмотрел в котелок. В нем действительно варились девятимиллиметровые патроны к немецкому пистолету вальтер. Рябое лицо Андрея вытянулось и выразило полное недоумение.
‒ Разве не знаешь, что сырой капсуль не сработает?
‒ Знаю, но выполняю приказание.
‒ Кто приказал?
‒ Не твое дело. Много будешь знать ‒ скоро состаришься.
‒ Один дурак приказал, другой похлебку из патронов варит. Совсем с ума люди посходили на этой войне. Курево есть?
‒ Кисет пустой. И когда нам махорки подбросят, не знаю.
‒ Пойду стрельну у старшины роты, у него наверняка в загашнике есть.
После ухода Данилова Егор снял котелок с огня, вылил воду, высыпал патроны на траву, когда они остыли, рассовал по карманам телогрейки…
Кабинет особиста полка сил охраны тыла Северной группы войск Закавказского фронта старшего лейтенанта госбезопасности Сыромятина был скромен: стол с многочисленными ящиками, два стула и небольшой сейф на тумбочке. На стене приколотые кнопками портреты председателя Государственного Комитета Обороны Иосифа Сталина и народного комиссара внутренних дел Лаврентия Берии. Хозяин кабинета, ожидая вызванного Архипова, читал только что поступившие документы.
Раздался стук в дверь.
‒ Войдите.
‒ По вашему приказанию красноармеец Архипов прибыл.
‒ Здравствуйте, Егор Васильевич. Патроны сварили?
‒ Так точно.
‒ Высыпайте на стол.
Сыромятин широкой ладонью сгреб патроны в ящик стола, оставив на столешнице шесть штук. Из другого ящика достал два пистолета: вальтер, ТТ и боевые патроны к ним. Из немецкого пистолета старший лейтенант вынул обойму, вставил вареные и два боевых патрона, а в обойму пистолета ТТ ‒ восемь боевых.
‒ Забирайте.
Старший лейтенант закурил.
Архипов, засовывая пистолеты в карманы, смотрел на особиста глазами давно не курившего заядлого курильщика. Сыромятин перехватил голодный взгляд серых глаз бойца, снова выдвинул один из ящиков и протянул Егору пачку папирос «Беломорканал»:
‒ Дарю. Садись, закуривай и слушай.
Архипов сел на заскрипевший под его плотным телом стул. Затушив папиросу, старший лейтенант начал инструктаж.
‒ Обстановка в тылу фронта обостряется. В горах активизировались банды из числа дезертиров, уголовников и диверсионные группы, есть шпионы. Немцы забрасывают к нам в тыл агентуру для связи с повстанцами, некоторые из них предлагают нашим бойцам продать оружие.
‒ Товарищ старший лейтенант, разрешите я еще одну искурю, ‒ перебил особиста Архипов.
‒ Кури, кури.
‒ Встреча с покупателем сегодня в 16.00 на том же месте, где были мы вчера. Как действовать, в общих чертах я тебе говорил. Ты же сибиряк, Архипов, на медведя ходил, так что, думаю, не растеряешься. Стрелок ты отличный, белке в глаз попадал. Вот и все. Желаю тебе, Егор Васильевич, удачи и благополучного возвращения.
Старший лейтенант поднялся со стула, вышел из-за стола, крепко пожал руку Архипову.
К месту встречи с покупателем оружия Егор хотел прийти заранее, поэтому шел быстро, поводя плечами, причем правое плечо двигалось вперед дальше левого. Вчера с Сыромятиным он уже был здесь. Слушая его наставления, Егор только в общем оценил окружающую красоту. Сейчас же он внимательно рассматривал каждый куст и каждое дерево, окружавшие небольшую поляну, которая одним своим краем прижалась к правому берегу Терека, мчавшегося к Каспию. Пихты, ели, сосны такие же, как в Красноярском крае. Нет, не все такие. На родине сосны растут густо, вверх к солнцу тянутся, а здесь света в достатке, они и раскинули лапы на все четыре стороны. Егор погладил ствол пихты с гладкой корой, неожиданно услышал пение иволги, и ему захотелось домой, в родное село, хотя бы на один денек, но война-злодейка не отпустит, крепко держит. Дом домом, красота природы красотой, но надо выбрать укрытие. Архипов облюбовал развесистый, густой кизиловый куст с еще не опавшими осенними листьями.
В точно назначенное время Егор увидел покупателя, вышедшего из-за куста на противоположной стороне поляны. Он был в темном бешмете-полукафтане, на голове овчинная папаха, на ногах легкие кожаные сапоги до колен. По мере сближения зоркий глаз охотника рассмотрел загорелое лицо горца с носом-горбинкой и густую бороду с сединой. Поздоровались. На ломаном русском языке покупатель попросил показать товар. Архипов вынул из левого кармана телогрейки вальтер. Пронзая Архипова недоверчивым взглядом темных глаз, горец захотел опробовать пистолет и протянул руку. Егор выстрелил два раза в ствол сосны, стоящей в метрах десяти. Посыпалась кора. Глаза покупателя загорелись.
‒ Сколько просишь? ‒ горец не сводил глаз с пистолета.
‒ Тысячу триста.
Покупатель защелкал языком:
‒ Даю семьсот.
Торговались долго. Архипов боялся продешевить. Сошлись на тысяче. Егор посчитал эту цену подходящей. Его зять, инженер, такие деньги до войны зарабатывал за полгода. Покупатель достал из-за пазухи пачку красненьких купюр с портретом Ленина, по три червонца каждая, и отсчитал тридцать четыре штуки.
‒ Аллах видит, я ‒ нежадный, двадцать рублей сверху даю.
Архипов засунул деньги во внутренний карман, отдал пистолет, пожал горцу руку и пошел не оглядываясь, напрягая слух. За спиной слышалось глухое щелканье курка. Егор резко повернулся, выхватил ТТ и одним выстрелом уложил покупателя. Подошел к убитому, из холодеющей руки взял пистолет.
Через час Архипов возвратил пистолеты особисту, отдал деньги и подробно доложил о выполнении задания. Довольный Сыромятин ходил по кабинету, потирая руки:
‒ Молодец, Егор Васильевич! Первый блин ‒ и не комом. Завтра тебе придется снова выступить в роли продавца. Я получил информацию, что появился еще один покупатель оружия. Встреча в 14.00 в том же месте. А сейчас отдыхай.
На этот раз Сыромятин изменил сценарий, сказал, что если покупатель не будет щелкать курком, целясь ему в спину, то его не убивать. Всех подряд уничтожать не надо. Во время встречи, как вчера, Архипов двумя выстрелами показал исправность пистолета. Молодой горец ушел с пистолетом вальтер с вареными патронами, а Егор с деньгами. Как ни скрывали Сыромятин с Архиповым тайну его отлучек из части, бойцы все равно узнали ее. Егор Васильевич получил прозвище «смерть врагам народа». Он относился к этому весьма спокойно и внешне не выразил радости даже тогда, когда его наградили орденом Красной Звезды.
Осколок Шаляпина
Так прозвали воздушного стрелка Погудина за его густой приятный баритон и любовь к песне. Восемнадцатилетний паренек на прозвище не обижался. «Пускай осколок, но от кого? От самого Федора Ивановича! ‒ говорил он и с гордостью добавлял: ‒ Мы с Шаляпиным земляки, оба на Волге родились: он в Казани, а я в Нижнем Новгороде по российским меркам, рядом. Правда, масштабы у нас разные. Его бас всему миру известен, а мой баритон только нашему полку».
А у полка биография боевая. Он был сформирован в начале сентября 1941 года на аэродроме Кача под Севастополем как 2-й штурмовой ВВС Крыма. Дрался на севере полуострова, под 766-м номером на Южном и Сталинградском фронтах.
В августе 1943 года, получив новые Ил-2 и пополнившись личным составом, вошел в состав 211-й штурмовой авиадивизии 3-й воздушной армии Калининского фронта. Через два месяца фронт был переименован в 1-й Прибалтийский и стал освобождать от немецких захватчиков северо-восточную часть Белоруссии. В эту горячую пору после окончания Пензенской школы воздушных стрелков и прибыл в 766-й сержант Аркадий Погудин.
Он ничего не боялся, хотя не раз видел: вернется штурмовик с боевого задания, а стрелок не вылезает из задней кабины, откинет летчик фонарь, а его подчиненный убит. «Горбатые», так авиаторы называли Ил-2 за их характерный внешний вид, штурмовали наземные цели с малых высот, а немецкие истребители нападали на них сверху и сзади. Вот и гибли стрелки чаще, чем пилоты.
На очередное задание пошли два звена (восемь машин) под прикрытием четырех истребителей. Для сержанта Погудина это был двенадцатый вылет. Наши «летающие танки», построившись в круг, бомбили, пускали реактивные снаряды, палили из пушек, поливали свинцовым дождем передний край обороны противника. При выходе самолета из пике сержант очередями стрелял по немецким окопам. Выполнив задачу, самолеты направились на аэродром. И тут на них навалились «Мессершмиты-109». Они всегда стремились при отходе штурмовиков от цели пристроиться им в хвост. Наши «яки» связали их боем, но несколько «худых» прорвались к штурмовикам. Один из них бесстрашно пер на машину лейтенанта Георгия Житомирского и Аркадия Погудина, который поймал немца в перекрестие прицела и прошил огненной трассой. «Мессер» на мгновение завис, затем отвернул в сторону и с густым шлейфом дыма повалился вниз.
‒ Командир! Сбил! Дымит супостат! ‒ радостно закричал стрелок по внутренней связи.
‒ Вижу. С почином тебя, Аркадий!
‒ Спасибо, командир, ‒ и Погудин негромко запел:
‒ Нам песня жить и любить помогает,
Она, как друг, и зовет, и ведет,
И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет.
Он всегда пел при возвращении на аэродром и, сам того не зная, таким образом снимал нервное напряжение свое и командира. В этот раз пелось особенно легко и радостно.
За сбитый самолет сержант Погудин Аркадий Иванович получил из рук командующего 3-й воздушной армией генерал-полковника авиации Попивина орден Славы III степени.
В середине января 1945 года советские войска перешли в решительное наступление в Восточной Пруссии. Наступление поддерживала авиация.
После штурмовки четыре Ил-2 возвращались на аэродром. За ними погнались два истребителя «Фокке-Вульф-190». Четверка снизилась, огрызаясь, пошла на бреющем. «Фоккеры» наседали. Один из них стремительно приближался. Сержант стрелял, гильзы сыпались под ноги. Наконец, самолет перевернулся, загорелся и начал падать. Другой не стал испытывать судьбу и прекратил преследование.
‒ Командир, я его завалил!
‒ Так держать! Чем больше собьешь, тем быстрее войну закончим.
Приближался конец войны, и Аркадий все чаще думал о доме. В этот раз он пел с грустинкой:
‒ Давно я не видел подружку,
Дорогу к родимым местам.
Налей же в солдатскую кружку
Свои боевые сто грамм…
Подружку до войны Аркаша не успел завести, а что касается боевых ста грамм, то сегодня за ужином ему двойная наркомовская норма обеспечена ‒ «фоккера» завалил.
19 марта 1945 года ‒ один из дней, который особенно запомнился Аркадию Ивановичу. В воздух взвилась белая ракета, и для Погудина начался сорок восьмой боевой вылет. «Илюшины» взлетели, построились и пошли наносить удар по железнодорожным эшелонам, скопившимся у военно-морской базы Пиллау (ныне Балтийск). Над целью штурмовики закрутили «карусель», поочередно пикируя на паровозы и вагоны. Немцы шпарили из зенитных пушек. Вокруг самолетов вспыхивали шапки разрывов. На пятом заходе экипаж почувствовал резкий толчок, наступила гнетущая тишина ‒ оборвался рев мотора, самолет стало трясти. В наушниках стрелка зазвучал голос командира: «В мотор попали, иду на посадку. Держись, Аркаша!» Сильнейший удар о землю, и самолет развалился.
Очнулся стрелок в госпитале, подозвал медсестру:
‒ Жора жив?
‒ Жив ваш Жора, успокойтесь, в соседней палате лежит.
Вывихнутое плечо Погудину вправили, со временем прошла контузия и сержант появился в своем полку. Товарищи обрадовались: «Осколок Шаляпина! Живой! А мы думали, не вернешься. Теперь веселее будет. Вот твой песенник». Это немецкий тагебух (ежедневник) 1939 года, в который Аркадий записывал слова полюбившихся песен.
Через каждые два-три года в День Воздушного Флота ветераны 766-го штурмового авиаполка собирались в селе Юркино Талдомского района, что на северной кромке Московской области. На полевом аэродроме возле села летом 1943 года полк проходил переформирование. Отсюда он ушел на фронт просто 766-м, а закончил войну Краснознаменным, ордена Кутузова III степени.
Ездил на встречу однополчан и доцент Севастопольского государственного технического университета кандидат наук Аркадий Иванович Погудин.
В 1995 году бывший командир полка Василий Петров, глядя на награды воздушного стрелка, спросил: «А где орден Славы II степени? Я прекрасно помню, что представлял тебя к нему за второй сбитый самолет. Советую выяснить».
И Аркадий Иванович стал выяснять. В Севастопольском городском военкомате получил орденскую книжку, а орден ему вручили в Министерстве обороны России.
Ежегодно ветераны Великой Отечественной войны Севастопольского университета отмечали День Победы. Без песен военных лет такой праздник, конечно, не обходился. После третьего тоста все выжидательно смотрели на Погудина. Он не ломался, артиста из себя не строил, а охотно запевал:
‒ Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилотам, прямо скажем, делать нечего…
После песни про летчиков начинались предложения. Воевавшие под Москвой предлагали спеть «В землянке». Моряки были особенно активны: черноморцы настаивали на «Заветном камне», северяне ‒ на песне «Прощайте, скалистые горы», а те, кто воевал на Балтике, пели «Бескозырку», не только потому, что это хорошая песня, а потому, что там есть такие слова:
«…И победно на ленточке светит несравненное слово “Балтфлот”».
А в заключение Аркадий Иванович запевал:
‒ Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.
Песню, которая первой вступила в бой в ряды защитников Отечества и стала символом борьбы советского народа с немецко-фашистскими захватчиками:
Все дружно подхватывали, голоса ветеранов крепли, в них уже не было старческой хрипотцы. Песня, проклиная агрессоров и зовя на подвиг, заполняла банкетный зал и через открытые окна выплывала на улицу, торжественная и предупреждающая.
Парад Победы в Берлине
О Параде Победы, состоявшемся 24 июня 1945 года в Москве в ознаменование разгрома фашистской Германии в Великой Отечественной войне, знают многие. Ежегодно в День Победы победители, их внуки и правнуки с неослабевающим интересом смотрят по телевизору бесценные кадры кинохроники, запечатлевшие это историческое торжество. А вот о параде войск антигитлеровской коалиции в честь этой же победы в Берлине осведомлено не так уж много людей. Даже в хронике основных событий 1945 года двенадцатитомной «Истории Второй мировой войны» об этом ничего не сказано.
В начале девяностых годов прошлого столетия в Севастопольском приборостроительном институте автор этих строк встречался с полковником в отставке Денисом Михайловичем Иохиным ‒ участником парада в Берлине. И вот что он рассказал:
«В конце июня ‒ начале июля 1945 года страны-победительницы договорились о проведении 7 сентября парада Победы в столице разгромленной Германии. Местом проведения избрали центр Берлина ‒ между рейхстагом и Бранденбургскими воротами. К параду привлекались только сухопутные войска. Красная Армия представлялась шестью пехотными полками, танками и самоходными артиллерийскими установками. Принимать парад должны были главнокомандующие союзными войсками: от СССР – Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, от США ‒ генерал армии Д. Эйзенхауэр, от Великобритании ‒ фельдмаршал Б. Монтгомери, от Франции ‒ генерал Ж. М. де Латр де Тассиньи. Но накануне парада главкомы известили маршала Жукова, что по ряду причин они не смогут принять парад и для этой цели уполномочили своих генералов. Георгий Константинович доложил об этом Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину. Тот сказал, что они хотят принизить значение парада Победы в Берлине, и добавил: «Подождите, они еще не такие будут выкидывать фокусы. Не обращайте внимания на отказ главкомов и принимайте парад сами, тем более что мы имеем на это прав больше, чем главкомы союзных войск».
Парад начался в назначенное время. Объезд выстроенных войск маршал Жуков и союзные генералы сделали в одной машине. Каждый из военачальников поздравлял свои войска. После этого маршал и генералы произнесли речи, которые переводились на языки участников парада.
Грянула медь советского оркестра, и торжественным маршем пошла наша пехота. Герои, штурмовавшие рейхстаг и имперскую канцелярию, шли, держа безукоризненное равнение. После них промаршировали полки союзников: американские, английские, французские. Из них лучшее строевое мастерство показали английские солдаты. В соответствии с национальной принадлежностью танки и самоходные артустановки проследовали мимо трибуны в обратном порядке. Замыкали парад наши мощные и красивые танки ИС-3, внушавшие глубокое уважение к стране, которая внесла основной вклад в разгром Германии. Это торжество смотрели тысячи берлинцев».
Парад Победы в Берлине еще раз продемонстрировал решимость стран-победительниц не допустить на земле возникновения коричневой чумы двадцатого века ‒ фашизма.